ЛЕДОВОЕ ПОБОИЩЕ
(И.Н.Данилевский)

«Даже те, кто забыл школьный курс истории, вероятно хорошо помнят гениальный фильм «Александр Невский». И пусть академик М.Н.Тихомиров назвал сценарий «издевкой над историей». Важнее то, что С. Эйзенштейну удалось с его помощью создать еще один миф нашей истории — об Александре Невском и Ледовом побоище. Он, как и миф о штурме Зимнего, созданный тем же автором в фильме «Октябрь», пустил глубокие корни в душах наших соотечественников. Поэтому, думаю, не стоит подробно пересказывать ход событий. Он более или менее хорошо известен почти каждому. Лучше привести несколько цитат все из тех же «Очерков истории СССР». Итак,

«со всеми объединенными силами, которыми тогда располагала Русь, Александр Ярославич вступил в землю эстов, от действий его войска зависела судьба Русской земли»; «освободив Псков, Александр Ярославич повел свое войско в землю эстов, дав право войску воевать «в зажития», т.е. нанося максимальный ущерб врагу»;
«приближалась решительная битва, которой искал князь и о которой с тревогой и надеждой думал народ и в Новгороде, и во Пскове, и в Ладоге, и в Москве, и в Твери, и во Владимире».

Пожалуй, достаточно. Начнем с того, что решительно непонятно, что имел в виду автор этих строк, когда писал о судьбе Русской земли? Напомню, речь идет о начале 1242 г. Прошло чуть больше года после Батыева нашествия на земли Южной Руси. Еще не залечены раны северо-восточных княжеств, которые были получены во время монгольских походов 1237-1238 гг. Городская культура уничтожена. Многие города просто стерты с лица земли. Людские жертвы бесчисленны.
Какие же надежды могла эта Русская земля возлагать на «решительную битву» с крестоносцами, общее число которых, между прочим, в Ливонском и Тевтонских орденах не превышало 100 человек? Как могла судьба этой Русской земли зависеть от того, насколько успешен будет грабеж эстов войском Александра Невского? И главное — зачем надо было в таких условиях «искать» столкновения с достаточно сильным и опасным для Новгорода и Пскова — а это и есть «все объединенные силы, которыми тогда располагала Русь», — противником?
После ответов на такие вопросы вряд ли удивит отсутствие каких бы то ни было упоминаний о «крупнейшей битве раннего средневековья» в Ипатьевской летописи (отразившей в этой части вообще враждебное Александру галицко-волынское летописание) или весьма скромное описание «побоища» в Лаврентьевской летописи (опирающейся в данном случае на великокняжеский свод 1281 г., составленный при сыне Александра, князе Дмитрии):

Даже в Псковской первой летописи повествование о «решающей битве» не отличается излишними подробностями:

и всё…
Тем не менее, битва состоялась. Еще несколько цитат из современного нам историографического нарратива:

«Победа на Чудском озере — Ледовое побоище — имела огромное значение для всей Руси, для всего русского и связанных с ним народов, так как эта победа спасала их от немецкого рабства. Значение этой победы, однако, еще шире: она имеет международный характер»;
«этой крупнейшей битвой раннего средневековья впервые в международной истории был положен предел немецкому грабительскому продвижению на восток, которое немецкие правители непрерывно осуществляли в течение нескольких столетий»;
«Ледовое побоище сыграло решающую роль в борьбе литовского народа за независимость, оно отразилось и на положении других народов Прибалтики»;
«решающий удар, нанесенный крестоносцам русскими войсками, отозвался по всей Прибалтике, потрясая до основания и Ливонский и Прусский ордена».

Может быть, и правда нужно было выманить страшного врага из берлоги, чтобы навсегда покончить с опасностью получить удар в спину в самый неподходящий для Руси момент? Но мы уже говорили: с врагом покончить не удалось. Опасность сохранялась еще многие десятилетия. Вспомним: даже через 300 лет, в середине XVI в. Иван Грозный все еще борется с Ливонским орденом... Да и момент для «выяснения отношений» был выбран, мягко говоря, не совсем удачно.
И все-таки предел-то продвижению крестоносных рыцарей на восток был положен? Был. Но несколько раньше. За шесть лет до сражения на Чудском озере немецкое рыцарство потерпело сокрушительное поражение под Шауляем. Правда, разбили их литовские отряды под командованием Миндовга (Миндаугаса), на сторону которого перешли еще и земгальские войска:

«В 1236 г. в Ригу прибыло много рыцарей, предпринявших затем большой поход на Литву. Поход окончился полным поражением; немецкие захватчики в битве под Шавлями (Шауляй) были разбиты наголову. В этой битве были уничтожены магистр Волквин, предводитель крестоносцев из Северной Германии Газельдорф и свыше сорока других крупных рыцарей <...> Шауляйская битва — крупная веха в борьбе литовского народа и всех народов Восточной Прибалтики против немей кой агрессии. В результате поражения немцы к западу от Двины оказались отброшенными едва ли не к границам 1208 г., а литовский великий князь Миндовг восстановил свое влияние в Курсе и Земгалии».

Как видим, по мнению В.Т.Пашуто (именно ему принадлежат приведенные выше строки), продвижение немецких рыцарей на восток за шесть лет до Ледового побоища было не просто остановлено — они были отброшены на запад! И это не единственная победа над Орденом. Немецкие крестоносцы терпели крупные поражения и на реке Эмайыге (Ымайыге) в 1234 г., и под Дорогичином в 1237 г. А ведь впереди была еще Раковорская битва:

«в 1268 г. новгородские правители «под рукой» тверского великого князя Ярослава Ярославича предприняли большой поход на датских феодалов к Раквере (Раковору), в земле Вирумаа. Возглавлял поход переяславский князь Дмитрий Александрович; в походе участвовали, кроме новгородских, «низовские, смоленские и полоцкие полки. Хотя походу предшествовало соглашение новгородского правительства с Орденом, обещавшим не помогать датским феодалам, немецкие крестоносны нарушили соглашение и неожиданно напали на русских, успешно дошедших до Раквере. Здесь 18 февраля «бысть страшно побоище, яко не видали ни отци, ни деди», — говорит летописец.
Обе стороны понесли большие потери, причем в русском войске пало «много добрых бояр, а иных черных людий бещисла; а иных без вести не бысть». Однако и на следующий день русские войска вновь вступили в бой и отогнали врага к Раквере, а затем три дня стояли «на костех» в знак победы. В то же время псковский отряд князя Довмонта совершил опустошительный набег на немецкие владения вплоть «до моря».

По своему значению Раковорская битва вряд ли уступала Ледовому побоищу. Скорее, ее последствия были более существенными для Северо-Западной Руси. Тем не менее ни ее, ни прочие битвы мы почему-то не помним...
Быть может, дело в масштабах этих сражений? Ведь Ледовое побоище называется иногда «крупнейшей битвой средневековья». Правда, новгородские и псковские летописи не сообщают о численности воинов, принимавших в ней участие. Южнорусское же летописание о ней вообще ничего не сообщает. Можно лишь сказать, что полки Александра и Андрея Ярославичей вряд ли могли насчитывать более пяти тысяч человек. Приблизительно столько воинов мог выставить Новгород при поголовной «мобилизации» мужского населения. Зато летописи указывают, сколько «паде Немець» — от 400 до 500, и сколько их было взято в плен — 50:

В «Немецкой рифмованной хронике» конца XIII в. Числа несколько иные: 20 и 6 человек, соответственно. Количественные противоречия снимаются просто.
Обычно считают, что русские летописи дают общее число павших и пленных, а «Хроника» — только полноправных рыцарей.
Но и в таком случае Ледовое побоище явно уступает в масштабах той же Шауляйской битве. В ней ведь пало 40 рыцарей! А вспоминать ее не хочется по самой банальной причине. Она «не вписывалась» в традиционную тему: «Борьба русского народа и народов Прибалтики против агрессии немецких, датских и шведских феодалов». Дело в том, что литовцами тогда было захвачено в плен около 200 псковских бояр, сражавшихся на стороне Ордена. Вот как описывает это сражение Новгородская первая летопись.

Но не будешь же объяснять столь сакраментальные «нюансы», скажем, в школьном учебнике! Поэтому упомянутые победы над Орденом сводились в исторической памяти «на нет» путем дискредитации их значения:

«Поражения, которые немецкие крестоносцы потерпели на Эмайыге (1234), при Шауляе (1236), в Дорогичине (1237), вызвали объединение сил агрессоров».

Оказывается, прежде чем выступать против врага, следует выяснить, не приведет ли победа над ним к желанию его объединиться с кем-нибудь, чтобы отомстить за свое поражение... К тому же, непонятно, почему, скажем, Шауляйская битва такое желание вызвала, а Ледовое побоище - нет? Быть может, потому, что второе поражение было не таким тяжелым?
А вы заметили, против кого в основном воюет Александр Ярославич. Именно: против чуди, ливов, эстов... Это их землям наносится «максимальный ущерб». Это им - перебитым, потопленным и повешенным - «несть числа». Так что «совместной борьбы против общего врага, не получается... Речь, очевидно, может идти только о борьбе Новгорода, Пскова и Ордена за раздел «сфер влияния» в Восточной Прибалтике. Причем Псков сплошь и рядом оказывается не союзником, а соперником Новгорода и иногда выступает вместе с Ригой.
// Данилевский И.Н. Русские земли глазами современников и потомков (ХII-XIX вв.). – М., 2001.